Жизнь и смерть Алексея Навального глазами поколения 20-летних
«И вот в толпе снова мелькают лица знакомых — как много лет назад, как будто не было последних двух лет с бесконечной войной и «закручиванием гаек»
Алиса Михненок специально для Republic
Жители и гости Москвы в очереди к кладбищу, где похоронили Навального. 1 марта 2024 года. Фото: ютуб-канал команды Навального
Ходить на митинги в 2019 году не страшно и даже весело. Мне 17, одиннадцатый класс только начался и об экзаменах можно не волноваться. Волноваться о своей безопасности тоже не нужно: задерживать пришедших в защиту ранее задержанных — это чересчур.
На входе омоновцы проверяют сумки — и дальше все идут спокойно. Проспект Сахарова переполнен — вокруг люди, флаги, плакаты. То здесь, то там мелькают лица знакомых. Митинг разрешенный, есть даже трибуна. И на ней стоит Навальный.
Первое впечатление — его невозможно не слушать. Он говорит громко, заряжает и вся толпа немедленно принимается скандировать его слова. За всеми разнокалиберными флагами перед сценой его едва возможно разглядеть, но ощущение, что он говорит, глядя тебе прямо в глаза, просто завораживает.
Отныне уведомления от ютуб-канала Навального на мой телефон приходят регулярно.
В 2020 году — поправки к Конституции. Навальный призывает идти и голосовать против. Мне возраст уже полгода как позволяет — и я рисую крестик напротив «нет». Вокруг лето, экзамены перенесли из-за пандемии, в общем, жизнь прекрасна и надежда на то, что поправки не примут, ну очень не хочет умирать. Да здравствует первое осознание бессилия.
А через месяц еще и первое ощущение «поезда в огне». Протесты в Беларуси, а потом отравление. Читать новости страшно, но оторваться невозможно. Теперь думскроллинг — это часть жизни. Я решаю стать журналисткой, потому что собственное бессилие злит.
Долгожданное «Привет, это Навальный!» звучит как победа. Как будто еще чуть-чуть и наступит Прекрасная Россия Будущего. Навальный звонит своему отравителю и тот по телефону полчаса сам рассказывает, как мазал яд на трусы. Жутко смешно.
В 2021 году идти на митинг уже боязно. Мне все еще 18, но сейчас я в Барнауле, а не в Москве. Навальный объявил, что прилетает в Москву на «Победе», его задержали. Акции в поддержку назначены на выходные, рюкзак по гайду от ОВД-инфо собран.
23 января в Барнауле мороз. Толпа идет по проспекту Ленина и скандирует «аквадискотека». Голову налево лучше не поворачивать — там параллельно толпе идет колонна росгвардейцев с дубинками.
Снег хрустит, зубы стучат, омоновцы гремят экипировкой. Сотни людей продолжают кричать о взятках и коррупции.
На остановке кучкуется народ — транспорт не ходит из-за митинга. Мужик в камуфляже и женщина, с ног до головы одетая в мерч ЛДПР, ругаются на молодых парней, которые вышли за Навального. Один из них пытается рассказать про коррупцию и незаконность задержаний, но потом смотрит в глаза «камуфляжника», разворачивается и уходит.
Из Москвы — фотография росгвардейца на фоне «Страны которой нет». В Петербурге запотело забрало.
На втором зимнем барнаульском митинге 2021 года полиция уже не церемонится, берет пришедших в кольцо и задерживает всех.
***
В 2024 году выходить на митинги страшно. После двух лет войны и «закручивания гаек» ты не можешь быть уверен ни в чем. Разрешат или не разрешат провести службу. Допустят на кладбище или все перекроют. И является ли в конце концов «цветоложество» преступлением?
Но похороны — не митинг.
Утро в Москве серое. По дороге от станции метро Братиславская на дереве сидит большой черный ворон, провожает прохожих взглядом.
В 11:00 людей у храма еще немного, но к 12:00 очередь уже заворачивает за угол. Во дворе стоять очень свободно — пока очередь за оградой не двигается ни на шаг, здесь люди понемногу перемещаются, объединяются в группы и переговариваются. Иногда ходят курить в угол рядом с туалетами — на вопрос, можно ли здесь вообще курить, элегантная женщина отвечает, что мы и так уже все хулиганы.
Около калитки тихо плачет очень красивая девушка с трясущимися руками. Рядом разговаривают пожилые женщины:
— Хоть бы свечку пустили поставить.
— Да что свечка. Молиться везде можно.
По территории за оградой прохаживается туда-сюда пожилой мужчина, похожий на почтальона Печкина, со значком Ленина на груди. Иногда он вылавливает из толпы чей-нибудь взгляд и начинает быстро говорить про Сталина, Николая Второго, Китай и староверов. От него отворачиваются.
Все ждут. Пресса в неоновых жилетах, бабушки с букетами цветов, молодежь в яркой одежде, девушка с тросточкой и парень на инвалидной коляске.
Храм «Утоли моя печали» как будто отпечатывается под веками за несколько часов без связи. Больше смотреть не на что — полиция глаз не радует.
Вдруг журналисты перемещаются ближе к воротам — по толпе прокатывается, что приехал кто-то важный. Но разглядеть, кто именно, не получается. Тем не менее люди, воодушевленные началом хоть какого-то действия, выстраиваются в очередь. Становится тесновато.
Люди, стоящие за оградой начинают хлопать, тихо, потом громче — едет катафалк. Он въезжает в храм под аплодисменты, разворачивается и становится так, чтобы из очереди невозможно было увидеть гроб. Все же пришедшие скандируют «Навальный» и «Алексей», продолжая хлопать.
Вроде бы начинают запускать людей. Но очередь не двигается. Сначала полиция говорит, что это из-за давки и предлагает сразу встать группами по четыре. Время идет, очередь все еще не движется. Через час на колокольню выходит звонарь — становится понятно, что отпевание закончилось. На него не попали даже те, кто приехал в 8 утра, чтобы точно успеть проститься.
Под звон колоколов женщины зажигают свечи.
— Над ним издевались, теперь над нами издеваются. — тихо говорит девушка с хризантемами.
Гроб грузят обратно. Люди, которых не пустили проститься с Алексеем, забрасывают катафалк цветами. Кто-то шутит, что у омоновцев цветофобия и с ними нужно быть аккуратнее. Тем не менее некоторые букеты летят прямиком в оцепление. Росгвардейцы не трогаются с места.
Когда катафалк отъезжает, все расходятся. Очередь неуклюжая, задние ряды напирают на передние и ограждения падают. Через них перепрыгивают и идут дальше.
Напротив выхода из храма стоят омоновцы и направляют колонну к метро. Прямо перед ними две девушки развешивают по забору цветы — белые и бордовые гвоздики.
Следующие несколько часов тысячи людей переходят мост через реку, чтобы оказаться на могиле Алексея Навального.
И опять они стоят огромную очередь, и снова почти никого не пускают. Те, у кого не получилось пробиться к могиле, создают стихийные мемориалы во дворах вокруг метро «Борисово».
Все в цветах. Заборы в цветах. Снег в цветах. Асфальт в цветах и реагентах.
И вот в толпе снова мелькают лица знакомых — как много лет назад, как будто не было последних двух лет с бесконечной войной и «закручиванием гаек». Далеко от центра Москвы, в том районе, где некоторые местные с удивлением рассматривают небывалый наплыв гостей, а некоторые даже спрашивают, кто такой Навальный.
Здесь в обычный серый московский день, по которому и не скажешь, что уже весна, впервые за очень долгий срок столько людей одновременно кричат:
«Нет войне!»,
«Любовь победит страх»
и, конечно, «Россия будет свободной».