«Нас осталось только огородить колючей проволокой — и всё»

Как малочисленный народ ижоры живёт под давлением российского большого бизнеса

До Финского залива от дома рукой подать, но попасть туда жители Сойкинского полуострова больше не могут. Выход к морю за последние несколько лет перекрыла разрастающаяся промзона порта «Усть-Луга», а вид на залив загородили белые полушария угольного терминала «Ультрамар». 

Крупные корпорации забирают родные земли ижор — коренного малочисленного народа Ленинградской области, — не считаясь с их мнением. Но те не сдаются. Рассказываем, как малочисленный народ продолжает борьбу за своё существование. 

Текст и фото: Наташа Лозинская специально для Заповедник

«Мы здесь как в резервации»

— Они так всё втихаря сделали. Были какие-то встречи, на них галочку ставили, что народ на них присутствовал, — рассказывает о строительстве терминала «Ультрамар» ижорка Маргарита. — А народ-то был очень против. А сколько всего наобещали — золотые горы! Что будет тихо, хорошо, что один поезд пройдёт — чух-чух, погудит, и всё. А нам ночью спать невозможно — всё вокруг гудит, шумит. Я уже не говорю обо всей этой грязи.

Сойкинский полуостров находится в Кингисеппском районе на западе Ленинградской области. По одной из легенд, название местности дал Пётр I: будто бы, оказавшись в этих краях, царь прилёг отдохнуть в тени деревьев, но его разбудил крик сойки. Полуостров удобно расположен с точки зрения морских связей: здесь большие глубокие бухты для захода кораблей, выход в Балтийское море — буквально «окно в Европу». В советское время главным источником дохода для местных жителей был рыболовецкий колхоз-миллионер «Балтика», который кормил шпротами всю страну. Поскольку рыболовство исторически было национальным промыслом ижор, работа в колхозе не противоречила обычаям народа, а наоборот, поддерживала их. 

В 2000-е колхоз окончательно развалился, хотя юридически всё ещё существует. И ещё в начале 90-х в Лужской губе начали строительство порта Усть-Луга в качестве хаба для перевалки грузов — угля, железной руды, нефтепродуктов, минеральных удобрений — на крупные транзитные суда. Активное расширение порта началось в середине нулевых, когда стал работать перевалочный комплекс «Ростерминалуголь». 

К 2025 году порт Усть-Луга (руководство порта не ответило на запрос журналистов) превратился в гигантскую промышленную инфраструктуру: 13 терминалов по перевалке грузов, ж/д пути, склады и гостиницы для рабочих заняли побережье. В планах строительство еще нескольких инвестпроектов и крупнейшего в России комплекса по переработке газа.

Сейчас по полуострову вперемежку с промышленными портовыми терминалами раскиданы живые деревни ижор — малочисленного коренного народа, который с IX-X веков проживал на этой территории. Из 19 сохранившихся ижорских деревень самая крупная — Вистино с населением около 1700 человек.


Ижоры соседствуют с народом водь — их деревни расположены ближе к Усть-Луге, совсем рядом с портом, и тоже оказались зажаты в тисках разрастающейся промзоны.

Роман, Таисия и Настя — ижоры, здесь они живут всю жизнь, знают Сойкинский край таким, каким он был до появления порта. «Вот тут хороший был вид на залив, сейчас всё закрыли», — говорят они, проезжая на машине вдоль побережья. Они не могут попасть на пляж, потому что все дороги, которые туда ведут, упираются в шлагбаумы и заезды на терминалы.

Роман и Таисия на берегу Финского залива

Деревня Вистино заканчивается глухим забором, над которым возвышаются огромные белые купольные склады компании «Ультрамар», принадлежащей миллиардерам Андрею Бонч-Бруевичу и Максиму Воробьёву. Первая очередь её усть-лужского терминала по перевалке угля, минеральных удобрений и железорудного сырья была запущена в 2020 году. В 2024 году чистая прибыль компании составила 14,2 млрд рублей, финансовые обороты с каждым годом увеличиваются вместе с объёмами перевалки грузов на терминале. При этом компания гордится тем, что оказывает финансовую поддержку социальному развитию Вистино. По заявлению «Ультрамара», в благоустройство территорий и ремонт подъездов было вложено 27 млн рублей. Это всего лишь 0,19% от его чистой прибыли.

Раньше на месте ультрамаровских куполов был лес, а за лесом — дорога к морю, бывшая тропа здоровья. Настя рассказывает, что местные жители ходили по этой тропе на рыбоперерабатывающий завод, по пути собирая орехи.

В промежутке между забором «Ультрамара» и огородами вистинцев — та самая благоустроенная территория: площадка со скамейками. С неё открывается вид на нависающие над головой футуристические конструкции терминала. Местные называют этот подарок «Ультрамара» издевательством.

Терминал «Ультрамар»
Гостевой дом для работников порта и стройки вдоль дороги в деревню Югантово

Вдоль побережья местность холмистая, и с пригорка открывается вид на деревни и морскую синеву на горизонте — в ней, как в воздухе, зависли корабли и баржи, ожидающие своей очереди в порт. По дороге между терминалами снуют огромные пыльные большегрузы.

— Летом здесь нельзя купаться, но мы купаемся, — говорит Настя на берегу залива. — Раньше наш основной пляж был в другом месте, которое перекрыто. Там был белый-белый песок метров на сто, наверное, в море. А на пригорке — насыпь вся в землянике. Мы с детьми туда уходили — и до самого вечера.

Настя поворачивается в сторону Соснового Бора, там виднеются трубы ЛАЭС — атомной электростанции. Стоять на ветру холодно, а идти здесь особо некуда: общественный пляж — совсем маленький пятачок оставшейся природы.

— Мы здесь, получается, как в резервации, — говорит Настя, щурясь от ветра. — У нас полуостров: по берегу идет «Ультрамар», там — ЛАЭС, за Сойкинской горой — карьеры. Нас осталось только огородить колючей проволокой — и всё. 

«Он всё равно вернётся, он же ижор»

Сойкинский полуостров, отгороженный промзоной — это основное место проживания ижор. Первые упоминания об этом финно-угорском народе относятся к IX веку. Исторически ареал проживания ижор раньше был гораздо шире и охватывал территории бывшей Ингерманландии, но к нашим дням сократился до Сойкинского полуострова и нескольких диаспор в Ленобласти. По данным переписи 2021 года численность ижор в России составила 210 человек, хотя сами представители народа считают, что их гораздо больше. В 2002 году ижоры были официально внесены в Единый перечень коренных малочисленных народов РФ.

— Вообще, официально народ называют как ижорами, так и ижорцами, — рассказывает экскурсовод Ижорского музея в деревне Вистино Никита Дьячков. — Но местные у нас не любят, когда их называют ижорцами, потому что для них ижорцы — это работники Ижорского машиностроительного завода в Петербурге.

Карта «Сойкинской земли»
Никита Дьячков, экскурсовод в Ижорском музее

Никита родился в Ленинграде, а 15 лет назад переехал в Вистино: ему хотелось спокойствия и тишины. По словам Никиты, на тот момент здесь ещё было достаточно тихо, стройка портовых терминалов только набирала силу.

— У меня бабушка была ижорка, местная, отец здесь родился. А я только на четверть ижор. Но мне ближе именно ижорская культура, потому что я вырос в этой среде, всё моё детство прошло в этих местах.

Из-за того, что за последние пару веков произошла почти полная ассимиляция, чистых ижор по крови не осталось. Основными маркерами принадлежности к народу стали родовые отношения, знание языка и культуры, а главное — связь с ижорской землей.

— Ижор — это больше про самоидентификацию, — рассуждает председатель Ижорской общины «Шойкула» Дмитрий Харакка-Зайцев. — То есть, как ты сам себя ощущаешь. Да, кто-то начал строить карьеру в городе, кто-то влюбился и уехал отсюда за тридевять земель. А потом я думаю: ну, он всё равно вернется, он же ижор.

Несколько лет Никита Дьячков вёл курсы ижорского языка в Вистинском доме культуры — сначала для детей, потом и для взрослых. Сейчас занятия по ижорскому появились на базе вистинской школы, а Никита обучает детей краеведению в Ижорском музее. Здание музея — уютное, ухоженное, с яркой нежно-голубой краской на фасадах. Рядом — совсем свежий домик гончарной мастерской, построенный в качестве подарка зарегистрированной в Швейцарии компанией Nord Stream 2 AG. 

Nord Stream 2, которую возглавлял друг Путина Маттиас Варниг, управляла второй веткой магистрального подводного газопровода «Северный поток». В феврале 2018 года компания подписала соглашение о сотрудничестве с правительством Ленобласти, пообещав поддерживать ижорскую культуру. В июле 2019 года Nord Stream 2 запустила проект по строительству Центра ижорского языка и мастерства на базе Ижорского музея. К декабрю того же года центр был построен, и в нём, помимо гончарной мастерской, планировали проводить занятия по ижорскому языку, выставки и тематические встречи. В 2022 году Nord Stream 2 прекратила операции в России и перестала финансировать культурные проекты ижор. Сейчас в здании языкового центра работает гончарная мастерская, которая является частью Ижорского музея и вместе с ним находится на балансе администрации Вистинского сельского поселения. 

Корпорация успела профинансировать издание русско-ижорского разговорника, составленного Никитой. Никита показывает небольшую белую книжечку со словами на ижорском: «зима» — Talvi, «осень» — Syksy. Никита говорит, что ижорский язык похож на финский. Но ещё он похож на пение или перекатывание камешков на морском берегу.

«Ижорский четверг»

История ижор, как и самой Сойкинской земли, наполнена попытками выживания, сохранения языка и собственной идентичности. Едва в 1930-е годы появилась ижорская письменность и первые учебники на ижорском, как в 1937 году советское государство начало массовые репрессии против ижор. Во времена Великой Отечественной многие ижоры были насильно вывезены в Финляндию в качестве рабочей силы. Часть деревень Сойкинского полуострова сожгла отступавшая немецкая армия. Приехавших после войны обратно в СССР представителей народа принудительно переселили в другие регионы. На родные земли вернуться смогли не все, и до сих пор дальние родственники ижор раскиданы по разным уголкам страны. Ижорский язык в школах не изучали, а говорило на нем только старшее поколение. Родившиеся после войны ижоры ограждали своих детей от этой информации, поэтому язык и традиции передавались в основном от бабушек к внукам. 

Так случилось, например, с ижоркой Ксенией, которая четыре года назад купила дом на южном берегу Финского залива и вместе с семьёй переехала из Петербурга на родину предков. Детство она провела в деревне Орлы — это тоже ижорские земли, но нижнелужские, ближе к эстонской границе. У сойкинских и нижнелужских ижор разные языковые диалекты. 

Ксения с мужем Костей, детьми и собакой в своём доме в деревне Валяницы
Вид на Финский залив с холма Сойкинского полуострова

— Много слов и фраз я узнала от бабушек, — говорит Ксения. — Сейчас я всё-таки говорю на ижорском, но в основном благодаря Мехмету.

Мехмет Муслимов — российский лингвист, один из ведущих специалистов по прибалтийско-финским языкам Ленинградской области и одна из ключевых фигур в истории сохранения ижорского языка и культуры. Мехмет преподает ижорский и водский языки в российском обществе ингерманландских финнов «Инкерин Лиитто», много лет посвятил полевым исследованиям водского, ижорского, ингерманландского финского языков, сейчас преподает ижорский язык онлайн бесплатно для всех желающих. «Ижорский четверг» — день занятий по языку с Мехметом, как говорит Ксения. Она называет Муслимова рыцарем ижорского языка. Сама Ксения, филолог-русист по образованию, после занятий с ним начала преподавать ижорский в местной школе.

Мехмет вдохновил многих ижор на изучение языка, который исчезал на глазах вместе с поколением бабушек. Но сами ижоры, пытаясь сохранить родной язык, в основном настроены пессимистично. Ижорский в вистинской школе изучают недолго — всего две четверти. К тому же это необязательный предмет, и школьники не всегда его выбирают.

— Я не вижу особого запроса у взрослого населения, — говорит Никита, который сам вёл языковые курсы в Вистине. — Когда в 2010-е годы на Сойкинском полуострове впервые проводились курсы по языку, это было в новинку. Тогда был национальный подъём, воодушевление. Но все устают немножко. Дети занимаются в школе, но говорить на этом языке они всё равно не будут.

«Мы вам отдали дом, а вы нам за это лампочки вкрутили на улице?»

С периодом национального подъёма и воодушевления в 2000-е и 2010-е годы совпала потребность сохранить не только ижорский язык и культуру, но и свои земли. В 2005 году в ответ на тотальную индустриализацию полуострова образовалась ижорская община «Шойкула»: возникла необходимость в сообществе, где можно будет обсуждать вопросы экологии и природоохраны, сохранение ижорской культуры и идентичности. Принимают в общину новых членов общим голосованием, и сейчас в ней состоят почти все представители малого народа. Председателем правления общины с 2020 года стал Дмитрий Харакка-Зайцев. Официально община зарегистрирована как ТОС — территориально-общественное самоуправление, что позволяет ей обращаться в госорганы с официальными запросами.

— Никто не понимал, откуда брать информацию: что здесь будет, кто сюда придёт, какая будет стройка? И ижорам очень важно было создать такое ядро — организацию, куда можно было бы прийти обсудить важные для народа и территории вопросы, — рассказывает председатель правления «Шойкулы».

Дмитрию — 46, он корпоративный юрист, живёт на другом конце Ленобласти, во Всеволожске, но всё своё свободное время проводит на земле ижор, где прошло его детство. Лет семь назад он купил в деревне Ручьи рядом с Вистиным дом, который первое время был общинным.

Дмитрий Харакка-Зайцев в своём доме в деревне Ручьи
Дом Дмитрия в деревне Ручьи

— Мы здесь выставки делали, праздники проводили, показывали кино, устраивали репетиции танцевального коллектива, я принимал здесь туристов. Моя семья выросла, и дом стал больше семейным. Вообще, мне сложно сказать, где я сейчас живу, потому что ощущение такое, что я живу в машине — вот эти два с половиной часа в дороге для меня уже ничего не значат.

Помимо внешности, свойственной коренным ижорам — русые волосы, светлые глаза — Дмитрия отличает впечатляющий запас энергии. Когда он перечисляет все события, фестивали, инициативы и проекты, которыми он занимался для возрождения ижорской культуры в качестве организатора, легко запутаться в датах, названиях и участниках. Ижоры выпускали свои календари, издавали печатную газету «Сойкинский край» на ижорском и русском, участвовали в «Тотальном диктанте», куда был включён ижорский язык (в апреле 2025 года во второй раз), ездили на фестивали к другим малочисленным коренным народам, принимали их у себя. Каждые выходные Дмитрий проводит детские занятия по танцам для ижорского коллектива, по пению для соседнего народа водь, руководит фольклорным танцевальным коллективом Soikkolaiset.

А на днях вот-вот должны были привезти металлические указатели, которые по решению ижорской общины нужно будет установить на межпоселковых дорогах — они тоже будут на двух языках. Все деревни на Сойкинском полуострове имеют русское название и ижорское: Ручьи — Ruutsia, Пахомовка — Venakontsa, Андреевщина — Tarinaisi. Средства на создание указателей выделили местные органы власти — Администрация Вистинского сельского поселения».

Дмитрий на репетиции детского ижорского ансамбля
Вид на деревню Пахомовка
Анастасия счищает снег с крыши старинного ижорского колодца

Большую часть событий и мероприятий ижоры инициируют и поддерживают самостоятельно. Несколько раз их община получала финансирование благодаря победам в ежегодном конкурсе проектов коренных малочисленных народов Ленобласти. Спонсорскую помощь от предприятий, занявших ижорскую землю, Дмитрий принимает неохотно:

— Мы вам отдали дом, а вы нам за это лампочки вкрутили на улице? Нет, спасибо, на какие-то вещи мы сами можем скинуться и сделать.

Чёрный снег и розовые облака

Пытаясь выйти из тени забвения, ижоры попали в тень набирающего обороты крупного бизнеса, пришедшего на их земли и принесшего с собой новые проблемы.

— Вот у меня растут кусты смороды — ягоды невозможно собрать, потому что они все в угольной пыли. Клубника — тоже. Какую соберёшь, а какую выкинешь. Руки все чёрные, пока собираешь.

— Клубнику ещё можно попробовать помыть, а малину ведь мыть не станешь.

Ижорки Наталья, Светлана и Маргарита обсуждают урожай прошедшего сезона. Угольная пыль, которая при попутном ветре летит с перегрузочного терминала прямо на Вистино, доставляет жителям немало хлопот.

В начале строительства в 2020 году компания «Ультрамар» заверяла, что погрузка будет вестись закрытым, экологически чистым способом. Однако условия не соблюдаются: перевалка угля на предприятии ведётся открытым способом, за что компания получает символические штрафы — и продолжает пылить. Помимо чёрной угольной взвеси как-то раз выпала ещё и красноватая пыль от перевалки окатыша, и местные жители удивлялись «розовым облакам». Кое-кто даже не растерялся и собрал красную пыль для обливки гончарных изделий в мастерской.

В группе «ВКонтакте» местные активисты периодически выкладывают фотографии детей с грязными ладошками, чёрных от пыли подоконников и чёрного снега. Жители писали обращения в природоохранную прокуратуру, Росприроднадзор, Комитет экологического надзора, но инстанции перенаправляли запросы друг другу и никаких действий не предпринимали. В мае 2023 года губернатор Ленобласти Александр Дрозденко удивился, что проблема до сих пор не решена, и пообещал взять ситуацию под личный контроль. Однако зимой местные по-прежнему делятся фотографиями покрытого чёрным налётом снега и в красках рассказывают про угольную пыль. «Осенние яблоки до сих пор не могу отмыть — приходится их с губкой и мылом протирать». «Бельё белое я уже не покупаю, но хочется. Я по два раза стираю, потому что наволочки не отстирываются — такая жирная пыль». «У нас школа прямо рядом с „Ультрамаром“. У детей уже отменили требование надевать белые футболки на физкультуру, потому что когда они выходят на улицу, всё становится чёрным».

Угольный терминал — далеко не единственная беда жителей Сойкинского полуострова. Производственные терминалы вырастают вокруг ижорских деревень как грибы. «У меня перед домом за ночь образовался белый шар», — рассказывает один из местных жителей. В 2014 году в нескольких километрах от Вистино собирались начать строительство Балтийского карбамидного завода — химического предприятия первого класса опасности, производящего аммиак и карбамид. На открытых слушаниях жители высказались резко против этого проекта. Тогда губернатор Дрозденко сообщил, что «без поддержки населения завод строиться не будет», и стройку действительно остановили (сами жители склоняются к тому, что повлияла не столько их негативная реакция, сколько технические трудности со строительством). Но строительство портовых терминалов не прекратилось. 

В 2021 году экологические проблемы жителей Кингисеппского района неожиданно стали известны широкой общественности благодаря обращению режиссёра Александра Сокурова к Президенту РФ на заседании Совета по правам человека. Сокуров вступился за водь — родственный ижорам малочисленный финно-угорский народ. «РусХимАльянс», принадлежащий «Газпрому» и «РусГазДобыче», планировал построить в историческом поселении вожан транспортную развязку к объектам газоперерабатывающего комплекса. В итоге дорогу действительно перенесли — она прошла не по древнему водскому кладбищу, а рядом. Однако «РусХимАльянс» продолжает строить близ Усть-Луги крупнейший в России газоперерабатывающий завод. 

По переписи 2020 года в России осталось всего 99 вожан. С ижорами их объединяет не только сходство языка, культуры и традиций, но и угроза существованию со стороны большого бизнеса. В старинных водских деревнях сегодня не видно ни жилых домов, ни соснового леса, ни залива на горизонте — только производственные терминалы, грязные шумозащитные конструкции, транспортные развязки с большегрузами, гостиничные городки для рабочих и новенькие супермаркеты. Проезжая мимо исторического кладбища, за которое боролись вожане, Дмитрий прикрывает окно в машине, потому что снаружи от портовых терминалов доносятся запахи то газа, то серы.

«Невозможно компенсировать вред здоровью подарками к 8 марта»

— Деревни у нас на полуострове зажаты в тиски, — рассказывает Дмитрий. — Порядочный инвестор, по идее, заранее продумывает социально-экономическую политику и стратегию по освоению территории. Решает, как будет взаимодействовать с жителями, насколько им здесь будет комфортно, определяет компенсационные меры. Все стороны, заинтересованные в нахождении на территории, садятся и договариваются. Но у нас никаких таких переговоров не велось и не ведётся.

Перед строительством и карбамидного завода, и газоперерабатывающего комплекса, и терминала «Ультрамар» проводились открытые слушания. Местные жители активно в них участвовали и высказывали своё мнение. Но диалога всё равно не случилось. 

— Наша позиция такая: к нам пришли в гости без спросу, наследили, перестроили всё, многое разрушили и ждут, смотрят, что с нами теперь будет, — продолжает Дмитрий. — Вот, к примеру, стоит однажды перед нами человек в костюме, в галстуке — наверное, какой-то диплом у него есть о высшем образовании, — и говорит: «Ну, вы либо сами уберетесь отсюда, либо сдохнете». Эта цитата потом пошла у нас в народ.

— Мы не знаем, как дойти до магазина, — говорит местная жительница Наталья, член ижорской общины. — Если у тебя нет машины, то это кошмар. Когда начинали строить порт, нам обещали объездные дороги. Где эти объездные дороги?

Когда этап слушаний не работает и голоса людей не учитываются, в ход идут жалобы в прокуратуру, Росприроднадзор, письма Президенту. Ижоры задействовали все эти рычаги, но ответа не последовало ни от одной инстанции. Дмитрий лично отвозил в Администрацию Президента коллективное обращение жителей к Путину по поводу недовольства промзоной, в том числе по поводу строившегося тогда «Ультрамара». Письмо переслали на рассмотрение губернатору Ленинградской области.

— А смысл был мне возить это в Москву? Мы, грубо говоря, жалуемся начальнику на подчинённого, а нашу жалобу перенаправляют этому самому подчинённому? — возмущается Дмитрий. 

Он с некоторой ностальгией вспоминает, как однажды в 2000-е, ещё в самом начале большой стройки на полуострове, местные жители организовали на въезде в деревню дежурство: привезли на тракторе киоск, установили шлагбаумы и по очереди в этом киоске ночевали, чтобы караулить въезд большегрузных машин и не пропускать их. Этому предшествовала ситуация, когда большегруз не уступил дорогу похоронной процессии и гроб просто выпал из катафалка на землю.

— Это была какая-то социальная катастрофа, просто надругательство. И вот эти точки кипения периодически возникают, — продолжает Дмитрий. — Ведь невозможно компенсировать подарками, например, ко Дню пожилого человека или на 8 марта тот стресс и ущерб здоровью, в том числе психологическому, который наносится на протяжении последних лет.

В ответ на жалобы местных жителей «Ультрамар» создал группу «ВКонтакте». Там компания рапортует о том, как оказывает гуманитарную помощь бойцам СВО, организует для местных детей поездки на соревнования и дарит пенсионерам… дрова. Причём, по словам ижорки Маргариты, это даже не настоящие дрова — просто старый деревянный хлам, который когда-то спилили, когда расчищали территорию под стройку. А Елена, жительница деревни Горки, вспоминает, как однажды сотрудники «Ультрамара» принесли в школу средства для мытья полов от угольной пыли: «Потом пофоткают это и выложат у себя. Я считаю это насмешкой».

Елена, ижорка, жительница деревни Горки
Маяк в деревне Горки

— Когда собирались строить карбамидный завод, чтобы качать аммиак по трубе через всю деревню, — продолжает тему Дмитрий, — показали местным жителям на слушаниях — а тогда яблоку негде было упасть, был полный клуб — краску для волос. Сказали: „Вы же этим пользуетесь?“ Мол, это же безопасно. Они приезжают к нам и считают, что здесь люди живут маргинальные, без кругозора, без образования. Да у нас большой процент людей с высшим образованием, людей не просто образованных и думающих, а с высоким уровнем культуры, в том числе и правовой, — этим можно похвастаться в сравнении с приезжими. Ну и вы как-то соизмеряйте свой бизнес, его объёмы и урон — тут не расплатиться до конца их жизни.

Вечная белая ночь

Подарок, который владельцы крупного бизнеса могли бы сделать местным жителям, но не стали — это нормальное транспортное сообщение. Между терминалами вдоль всего побережья тянется железная дорога. Она же идёт в Кингисепп, но двигаются по ней только грузовые вагоны. Жителям без личного автомобиля выбраться с полуострова проблематично: от Вистино до Кингисеппа — 70 км, а билет на автобус стоит 733 рубля. Автобус ходит редко, на него сложно попасть. Чтобы уехать в Петербург, нужно так же ждать автобуса до Соснового Бора и потом пересаживаться на электричку.

— Когда у ребенка заболел зуб, мы поехали в Кингисепп на такси. Туда-обратно с меня взяли 5 тысяч, — рассказывает Ксения, стоя возле окна в своём доме с видом на купола «Ультрамара» и полоску залива вдалеке. — Выход к морю перекрыт. У нас нет машины, поэтому на море мы только смотрим. Я за четыре года была на заливе всего два раза. 

Окружённые производственными терминалами жители испытывают на себе ещё одно влияние промзоны — шумовое загрязнение. Звук забиваемых свай со стройки и ещё целый спектр различных шумов достигает самых отдаленных уголков полуострова.

Деревня Вистино
Забор, закрывающий промзону и выход к морю

— Я постоянно слышу гул во всех комнатах нашего дома, — жалуется Ксения. — И я не могу спать, потому что он неоднородный — на пять секунд замолчит, и потом опять. Под звуки забивания свай я уже могу засыпать, а под этот гул нет.

— А я тут тоже одну ночь не могла уснуть, — делится Лена из деревни Горки. — Знаете, из-за чего? Из-за того, что была полная тишина. А это просто в порту у всех выходной был.

Помимо шумового загрязнения господствующая на полуострове промзона производит ещё и световое загрязнение. Те, кто приезжают из города отдохнуть на природе, получают порцию заряженного портовой засветкой ночного неба — звёзд здесь уже не увидеть.

— Ночи, по-моему, здесь уже не бывает. Точнее, стоит вечная белая ночь. А тут ещё дизель всё тарахтит и тарахтит… — рассказывает ижор Юрий из деревни Валяницы.

Многие из коренных жителей продают дома и уезжают из Сойкинского края (на сайтах недвижимости есть десятки предложений по продаже домов в этом районе). А кто-то, наоборот, возвращается. 

— А почему я должна уезжать от себя? — возмущается Настя, пересказывая разговор с одним из начальников «Ультрамара», который предложил ей переехать из Вистино. — Я не хочу никуда уезжать. У меня здесь всё!

«Рыбные запасы за период портового строительства существенно уменьшились»

У ижор всегда была тесная связь с морем. Лишившись доступа к заливу, они лишились и своего основного промысла — рыболовства. 

Дмитрий едет за рулем из деревни Горки в Вистино. День выдался морозный и ясный, солнце слепит глаза. «Тэрэ», — здоровается он по-ижорски с женщиной на дороге, остановившись и приоткрыв окно. Автобусов сегодня не предвидится, поэтому он предлагает случайно встреченной знакомой подвезти её. 

— Племянница с Москвы пишет: «Мы хотим приехать. Муж рыбак заядлый. Там же у вас хорошо ловится?» А я ей говорю: «У нас ловится только в магазине замороженное. У нас нет выхода к морю», — рассказывает женщина по дороге.

Вся традиционная ижорская кухня построена вокруг рыбы: рыбная похлёбка талапанька, салака на кочерге, корюшковые щи на молоке, минога. Теперь ижоры обсуждают между собой не места, где лучше клюет, а где дешевле салака за килограмм. Путь к рыбалке слишком долгий и тернистый, и не все идут до конца.

— Сейчас рыбу ловить просто нереально, — рассказывает Владимир, местный житель, много лет работающий на егерской службе. — С документами такая волокита. Нужно сделать одно разрешение на вылов, другое на выход в море, плюс ещё на снасти, на всё оборудование. Денег это стоит немерено, абсолютно ничего не окупается. И скидок, как на Севере, местному населению нет.

Устье реки Луги
Владимир и собака Пурга

Владимир рассказывает, как несколько лет назад, когда строительство порта только начиналось, в местную речку попали отходы с нефтепровода. После заявления в прокуратуру приезжали проверяющие.

— Походили-походили, ну, промыли — всё в залив ушло. А раньше в этой речке по осени лосось на нерест шёл. На каждом перекате стаи рыб были. А сейчас, может, и вообще не увидеть ничего.

Исследования экосистемы береговой зоны Лужской губы за 2016 год показали, что «рыбные запасы за период портового строительства существенно уменьшились. Условия для нереста рыб ухудшились из-за утраты прибрежных участков, а также за счёт временного заиления». При этом в исследовании упоминается, что ситуация в геосистеме Лужской губы имеет обратимый характер «при условии последовательного снижения антропогенного пресса на этапе эксплуатации порта».

Удивительным образом ни одна из проводившихся за всё время существования промзоны экологических проверок не выявила каких-либо негативных последствий стройки для окружающей среды. Например, организованный специализированной лабораторией в августе 2024 года экологический мониторинг показал, что «строительные работы не привели к ухудшению качества воздуха и воды».

Жители деревни Косколово Владимир и Наталья в своём доме

Владимир с женой Натальей — тоже из вернувшихся на Сойкинский полуостров. Работая егерем и занимаясь охотой, Владимир изучил окрестные леса вдоль и поперёк. Он говорит, что с появлением в этих краях промзоны, животных сильно потеснили в местах их обитания:

— Везде теперь, куда ни сунься, — везде люди. По лесу прошли высоковольтные линии, пересекли все кругом. Нефтепровод прошел — это же не полоска, лес вырубается подчистую. Однозначно животину притеснили. Построили дороги, а переходов для животных не сделали. В результате лоси выбегают, и их машинами бьют.

«Я это место видел во сне. Больше его нет»

— Я всё думаю — должна ведь какая-то сытость наступить, — рассуждает Дмитрий. — Хорошо бы, чтобы нам просто прогарантировали, до каких пор это всё будет длиться и где остановится. Чтобы мы понимали, что дальше никто больше не будет ни на что претендовать.

На сайте порта «Усть-Луги» выложен генеральный план застройки припортовой территории: вокруг ижорских деревень вплотную стоят терминалы, производственные зоны пяти классов опасности, грузовой аэропорт, проектируемые железнодорожные станции. Мультимодальный комплекс «Усть-Луга» обещает построить коттеджные посёлки рядом с деревней Сменково: жителями посёлка девелоперы видят квалифицированных специалистов и руководителей портовых предприятий. На этой карте места для исторических поселений ижор в перспективе не предусмотрено.

— Я думаю, что выживаемость, живучесть — одна из характерных ижорских черт, — говорит Дмитрий. — Столько было исторических испытаний, что сейчас могли бы вообще не поднимать тему ижор. Но она существует. И именно коренные народы относятся к уязвимым категориям. Потому что коренному народу сложнее или вовсе невозможно сорваться с родного места.

Юрий у себя дома в деревне Валяницы
Деревня Вистино вечером

Ижорские деревни жмутся друг к другу, образуя почти непрерывную цепочку поселений. В сгустившихся сумерках в деревне Валяницы выделяется тёмным пятном дом Юрия. Он всю жизнь работает водителем, давно перебрался в Петербург, но продолжает навещать свой семейный дом на Сойкинском полуострове. Говорит, что приезжать сюда его заставляет «чувство долга».

— Ну, чувство дома и чувство долга как-то переплетаются. Я думаю, что в крестьянском самосознании это что-то общее. А у меня же оно осталось во многом крестьянское. Связь с землёй есть однозначно — причём чем старше, тем сильнее. И хоть край наш, я считаю, уже испохаблен, связь с ним всё равно есть. Куда ты от этого денешься? Никуда. Я недавно поехал на велике кататься, выезжаю на дорогу, которая раньше шла через Залесье, и понимаю, что я это место видел во сне, я его помню с детства. Вот эта старая дорога, обсаженная берёзами, и деревенское стадо — мы с мамой ходили туда на дневную дойку; она там оставалась доить, а я шёл вниз, на залив, купаться. И так было радостно: июль месяц, жара, разнотравье. А тут я еду на велике, смотрю — опа, а там уже вовсю техника работает, всё ровняет. Это было последнее место, которое оставалось нетронутым. А больше его нет.